Головняки

Мне головняки не нужны. Я им так сразу и сказал: я себе мозги ерундой забивать не стану. Поэтому давайте без этой психологии вашей. Какие у меня есть варианты?

И всё.

А этот, очкастый в белом халате поморщился, вроде как «сколько можно объяснять»:

— Повторяю: это совершенно безопасный эксперимент, просто виртуальная симуляция, но на девянсто девять процентов достоверная. То есть, вы чувствуете рычаг, когда его касаетесь, слышите шум поезда, ветер в лесу, солнышко припекает. Когда поезд проезжает мимо вас, сильный удар горячего воздуха, все как в реальной жизни.

Я смотрю на него, киваю и улыбаюсь. Ну, продолжайте.​ А всё остальное?

— И все остальное тоже, конечно же, натуральное: крики, хруст костей, может вам лицо кровью забрызгает, виртуальной, конечно, но всё таки… Поверьте, за такие деньги нам нужно, чтобы решение вы принимали в максимально достоверной обстановке.

Я киваю, улыбаюсь шире. Нет, не про то я вас, дорогой​ профессор, переспрашиваю. Это я всё понял, что рожу мне всю кровью зальет, вы мне скажите еще раз варианты.

Он морщится сильнее, так и готов на меня наорать, вот уж полчаса со мною толкует, но держится:

— Повторяю, постарайтесь понять: за любое решение вы получаете полторы тысячи долларов: выбираете убить десять человек – полторы тысячи, одного – полторы, ничего не делаете – тоже полторы.

Вот тут я прямо не удержался и подмигнул профессору. Вот можно про последний вариант еще потолковать, а? Если я не буду смотреть на всю эту канитель, а как поезд увижу, развернусь и в лесок, уши зажму и отсижусь, пока не закончится? А?

Очкастый хмыкнул, тоже мне, думает, наверное, умник нашелся. А я да, я не дурак, я себе голову забивать не стану.

Очкастый говорит:

— То, что вы описываете, равносильно третьему варианту.

Тогда я прямо ахнул:

— Да ну, то есть за то, что я ничего не сделаю, и даже видеть этого не буду – полторы тыщи зелёных?

Тут очкастый посмотрел на меня так внимательно, улыбнулся:

— Но вы же будете знать, — нехорошо так улыбнулся, — вы же будете знать, что там произошло.

Да вы не беспокойтесь, говорю, и хлоп его по плечу в белом халате, мне головняки ни к чему, я себе мозги забивать…

— Да ладно, слышали, — оборвал очкастый,​ — ну, готовы? Только тряпье это свое тут снимите, вам выдадут одежду.

Я? Готов? Конечно, я готов. Я уж про себя и деньги получил, и уже нажрался от пуза – первый раз за месяц, и Ваське Косому инвалидную коляску подлатал и уж качу на электричке к Марусе моей в Слизнево. Приезжаю такой весь респектный. Вот, скажу, никакой теперь не бомж! А, да в баню нужно сходить… Дураки, за что деньги готовы отдавать. За ничего, за пшик. Буду я себе голову забивать. Ждите, да.

***

Эхо железного щелчка утонуло в ватной тишине. Вспышка, затем свет стал медленно тускнеть. Николай потихоньку открыл зажмуренные глаза.

Яркий летний день. Голубое небо, пара белых облачков. Солнце сверху, но глаза не слепит и не жарит, а так, припекает приятно. Впереди зеленая опушка леса, дальше поле, картошка, что ли растет. Все натурально, и руки мои, и запах, и ветер по щекам.

Ну профессу-ура!

Николай стоял у железнодорожного полотна, почти касаясь носками ботинок промасленных деревянных шпал. Железной дорогой пахнет. Скорей бы конец уже, поеду к Марусе моей по железной дороге.

Он услышал стон и вздрогнул. Прямо перед ним рельсы раздваивались, из земли торчал стрелочный рычаг, и чуть поодаль справа на каждой ветке лежали люди: на одной ветке – один человек, мужчина, а на другой несколько, мужчины и женщины. Николай посчитал глазами раз, два… точно – десять, пять мужиков, пять баб через одного. Вот же профессора зверюги.

Люди были связаны по рукам и ногам, рты были также перемотаны до носов широкими тряпками. Люди дёргали телами, стонали, мычали и с мольбой, со слезами смотрели на Николая. Мужчина, лежащий в одиночестве, не стонал и мычал, а просто смотрел, жалобно, обречённо.

Вдалеке, отдаваясь эхом, раздался свисток, Николай увидел приближающийся поезд. В том месте, где раздваивалось железнодорожное полотно, что-то лязгнуло, и стрелочные остряки заходили туда-сюда в им одним понятном ритме. Какое слово сказал очкастый? Рандомно? Да, именно так, вот зверюга. А я не буду смотреть на это.

Стук поезда становился все сильнее, люди на рельсах застонали громче. Даже одинокий мужчина стал подёргиваться и подавать голос.

— Звиняйте, ребята, это уже без меня.

Николай перепрыгнул через рельсы, прошуршал по гравию и нырнул в кусты, замер, слушая, как колотится сердце, и именно в тот момент, когда поезд на страшной скорости влетел на развилку.

Истошные крики, визг, хруст и хлюпание. Затем вспыхнул свет. Николай снова стоял в лаборатории, и очкастый «профессор» протягивал ему какую-то бумагу:

— Всё, результат зафиксирован. Вот квитанция, в кассе получите гонорар.

— И вам не хворать, адьез!

Вот дуралеи, за что деньги платят.

Николай шел по коридору,​ ориентируясь по стрелкам на стенах. Я же ничего не сделал. Все равно им кирдык, или одному или десятерым.

Он просунул квитанцию в узкое окошко, как в железнодорожных кассах:

— Вот барышня.

Барышня за решёткой солнышком расправила квитанцию на столе, звякнула сейфом и, послюнявив пальцы, начала отсчитывать купюры. Николай стоял глядя на мелькание зелёных пятидолларовых.

И вдруг.

«Но вы же будете знать, что там произошло»

Голос и ухмылка очкастого вдруг всплыли в голове и застыли. Ни сдвинуть, ни стряхнуть.

— Погодите, стойте!

Николай попятился, помчался по лестнице вверх, обратно по коридорам в лабораторию. Где он, где очкастый, в белых халатах все одинаковые. Вот он.

— Послушайте, а что…

Это вы, зачем вы вернулись? Эксперимент закончен.

— А куда пошел поезд? Одного или десятерых?

Это неизвестно. Мы фиксируем вашу реакцию. А поскольку вы не видели, куда пошел поезд, мы тоже этого не знаем.

— Но они же орали.

Да, все верно, вы это слышали, и это было зафиксировано.

— А если бы я остался? Может там можно было камень засунуть в остряки, чтобы поезд сошел с рельсов.

Мы этого не знаем.

— Или попробовать отвязать. Была же у меня минута, была?

Очкастый молчал, поблескивая осками, и как будто насмешливо кривил рот.

Николай почувствовал, что его мутит. В его голове поезд с шипением и грохотом рассекал надвое десятерых человек, оставляя кровавое месиво. А потом одного привязаннго мужчину.

И снова, и снова..

— Ну за что деньги то? За что вы мне хотите дать деньги?

За выбор. Вы сделали выбор. Вы делаете выбор и идете домой. От вас ничего не зависит. Вы знаете, что кто-то сейчас умрет, но вы ничего не можете сделать, от вас ничего не зависит, и вы идёте мимо, и живёте дальше. Что бы вы ни сделали, вы продолжаете жить. Ведь это самая ценная награда – жить дальше. Почувствуйте её, вот она награда.

Николай выпучил глаза, замахал руками и бросился вон из лаборатории.

***

— И что? Неужто не взял деньги? Отказался.

Васька Косой хлебнул спирта из пластиковой бутылки и закашлялся. Лицо его было как будто скомканное в отблесках костра, освещавшего кусок подворотни за церковью в центре города.

— Нет, не взял.

Николай тоже хлебнул из бутылки, почувствовал горячее в животе и лег на скамейку, глядя в звездное небо.

К чему мне эти головняки? Я себе мозги ерундой забивать не стану. Нашли дурака.

Рассказ написан на курсе литературной мастерской LitBand «Как писать фантастику, теория и практика» в 2021 году. Про смысл рассказа и про «парадокс вагонетки» я написал тут.